Проклятие Богов

[savage-garden]

Я знаю, фик на подобную тему уже был у Masudi, но когда возникла эта идея, я не могла не написать...
Надеюсь это не плагиат

Гефестион проснулся как обычно рано утром, когда первые лучи солнца едва проникли в окна дворца в Вавилоне. Каждую ночь, возвращаясь в свою постель, он надеялся, что следующее утро не настанет. Но снова всходило солнце и снова первые лучи вырывали его из царства снов. Каждое утро он, день за днем, год за годом подходил к зеркалу и видел свое отражение. Оно не менялось вот уже семнадцать лет. Каждое утро он надеялся увидеть свой истинный возраст, но каждый день в своем зеркале, в бассейне с водой, в прозрачной реке видел тридцати трех летнего мужчину, ни чуть не изменившегося за все прожитые годы. Словно их за него проживал кто-то другой, или кто-то другой отдал ему свои нерастраченные годы. Чаще всего ему казалось, что время обходит его стороной, а боги забыли о нем, так как он забыл их. Он оставил поклонение всем богам, когда потерял своего земного бога, когда мир потерял краски, а душа потеряла свою суть. Он знал, что похоронил свое сердце, оно лежало здесь же в Вавилоне в красивом узорчатом саркофаге и обещало больше никогда не биться, оно не могло биться одно, сердцу нужен был спутник, а спутник не мог застучать вновь никогда.
Гефестион знал, что его прокляли боги, он знал, что все, что они дали: вечная молодость, богатство, власть было его проклятием, он лишь не знал за что оно. Ему никогда не нужно было богатство, ему хватило бы малого, ему не нужна была власть, она всегда у него была, ему не нужна была слава, ему хватало и тени. Он жаждал лишь любви, а боги отняли ее, так зачем теперь давали все остальное?
Но судьба распорядилась иначе. Когда Александр, находясь на смертном одре, передал ему кольцо с царской печатью никого, это не удивило. Когда он, называя имя приемника, громко и страшно на последнем вздохе прокричал: «Гефестион!», у полководцев мороз пробежал по коже, а у Гефестиона остановилось сердце, не желая стучать в одиночку.
Гефестион меньше других хотел управлять Империей, но ему не пришлось выбирать. Он старался всеми силами сохранить то, что построил его Ахиллес, сохранить и передать его сыну. Поэтому хилиарх, едва вступив в полномочия регента, не задумываясь, уничтожил всех, кто посмел сомневаться в его власти. Омыл руки в крови теперь уже бывших соратников, безжалостно подавляя любые восстания и мятежи, отчаянно сражаясь за каждый кусок земли Империи Александра Великого. Надеясь, что в очередном бою он допустит промах и обретет покой. Но этого не случалось. Он ждал, что Империя уничтожит его, высосет все соки, раздавит тяжестью своих оков, но этого не происходило.
И каждое утро он вновь поднимался со своей постели, чтобы заниматься теми ненавистными делами, которые его держали до глубокой ночи. А ночью наступало беспамятство, отчаяние или время сладких грез, изматывающих и разрушающих усталый человеческий разум. Иногда Гефестион забывал есть, забывал спать, в глубине души надеясь, что таким образом приблизит финал затянувшейся трагедии. Но каждое утро он вновь видел себя в зеркале цветущим тридцати трех летним мужчиной, каким был в последний год той, настоящей жизни, которая казалась теперь таким далеким и мимолетных видением, коротким сном. Он не поклонялся богам, ибо знал - они его прокляли, он не просил у них милости, ибо не верил больше ни во что. Он знал, что до сих пор не умер и что уже давно не живет. Он не чувствовал вкус вина и аромат цветущих садов, забыл легкий морской бриз и шелк человеческой кожи. Уже долго, мучительно долго существовала его бездыханная красивая оболочка. Сердце остановилось, а душа спряталась так глубоко, что Гефестион уже сомневался, есть ли она у него.
Иногда, он жил короткими яркими снами, которые словно вспышки освещали его бессмысленное мучительное существование. Он просыпался посреди душной жаркой ночи, когда сны становились слишком реальными, вскакивал во влажной смятой постели и безумно кричал, словно смертельно раненый лев, не желая возвращаться в реальность.
Гефестион жил в самом сердце новой Империи, которая распускалась словно дивный цветок по весне. Город наводняли люди, приезжающие со всех концов государства, они наполняли дворец своими жизнями, своими судьбами, собой. Пустой оставалась лишь жизнь регента. Одни старые друзья погибли, другие отдалились, а новые ему были не нужны. Люди мелькали перед его глазами словно стайка пестрых бабочек - такие же яркие и незапоминающиеся.
Только один яркий лик четко вырисовывался из этой хаотичной толпы - царевич Александр, единственный человек, который мог внести некое подобие смысла в жизнь Гефестиона. Александр родился уже после смерти своего отца. С каждым годом, с каждым мгновением он все больше и больше походил на царя всей Азии. Те же золотистые локоны, та же линия губ, упрямо вздернутый подбородок, тот же наклон головы. Только глаза- темные бездонные в обрамлении длинных ресниц, а некоторые черты лица резче, словно в этом мальчике непостижимым образом с кровью Александра смешалась не Роксанена, а кровь самого Гефестиона.
Александр унаследовал характер отца - такой же уверенный, упрямый, порой несдержанный; унаследовал его походку - легкую гордую. Иногда, наблюдая за царевичем, Гефестион чувствовал, что улыбается едва заметной улыбкой, тогда он знал, в чертах его лица появлялось тепло и доброта. Он давал юноше все знания, которыми обладал сам, он учил его всему, чему мог научить, он защищал Александра от всех, кто мог причинить мальчику хоть малейший вред. Надеясь, что, в конце концов, он займет свое законное место, а Гефестион освободится от этой тяжелой ноши. Но еще глубже, еще дальше в сознании хилиарха теплилась надежда, что рано или поздно, хотя бы на миг в лике наследника он увидит тот оживший образ, который давно наполнял его жизнь в виде холодных мраморных изваяний.
Летело время, и царевич взрослел, ему шел уже 18-й год. И как постепенно вырисовывается фреска на стене, в мальчике вырисовывался «Александр». И теперь, время от времени острая боль, и тупая тоска пронзали Гефестиона насквозь, стоило ему лишь взглянуть на царевича. Призрак прошлого нещадно терзал его ночами, а живой человек днем. Хилиарх и не представлял, как много может перейти к сыну от отца. Он также как Александр всегда мечтал о сыне, но боги преподнесли ему дочь, пока помнили о нем, она была на пол года младше царевича, и словно тонкий изысканный узор переплела в себе восточную и греческую красоту. Несколько раз Гефестион замечал, как царевич украдкой любуется ею. Сам же он все чаще также украдкой любовался Александром. Иной раз, взглянув на наследника, он мог забыть, о чем думал или говорил до этого, испытывая при этом какое-то трепетное благоговение. Этот мальчик стал бы для Александра самым дорогим сокровищем, самым важным достижением. Он сверкал словно жемчужина Великой Империи. Юноша смог бы брать города без боя, стоило людям увидеть его. Толпы народа, безнадежно влюбившись, последовали бы за ним в Тартар, стоило ему лишь позвать. Ему бы хватило той ауры, того очарования, которое он источал, чтобы покорять новые земли. Но, кроме того, в нем слились страсть и холодный ум, львиная смелость и потрясающая расчетливость. А природные черты его характера, словно драгоценные камни в оправе, сочетались с образованием и знаниями. Мир еще не видел такого повелителя, который скоро должен был предстать во всей красе.
День клонился к вечеру, кроваво-золотой диск жаркого солнца уже скрылся за горизонтом Гефестион сидел за столом в своих покоях, перебирая гору свитков, в которых все вопросы были срочными и неотложными. С неприятным ощущение внутри он вновь подумал, что видит слишком хорошо даже для молодого человека в тусклом свете светильников. Но от мрачных мыслей регента отвлек звук легких быстрых шагов в дальнем конце коридора. Гефестион без труда мог узнать эти шаги из сотни других.
Поэтому он отложил свитки и терпеливо уставился на дверь. Минуту спустя, массивная створка немного приоткрылась, и в помещение быстрой змейкой скользнул запыхавшийся царевич. В руках у него было небольшое блюдо с ароматно пахнущими сладостями.
-Разве будущему царю пристало бегать по коридору с подносом в руках и влетать в покои своих подданных?- Гефестион сурово посмотрел на юношу.
- Прости,- Александр немного растерялся,- на ужин мне приготовили нечто восхитительное,… я хотел поделиться.- Хлопая длинными ресницами, царевич смотрел на регента. Гефестион заставил себя отвести взгляд от разгоряченного бегом лица мальчика с растрепанными светлыми волосами.
- Мог бы прислать кого-нибудь… - теперь уже мужчина почувствовал себя несколько смущенным. « Иногда Александр ведет себя так наивно и откровенно, но только пока в его глазах не появлялся уверенный блеск, совсем как…»
- Но я хотел сам принести.- Настойчивый голос юноши вырвал Гефестиона из паутины раздумий. «И упрямый такой же… упрется в свое и плевать ему на то, что должен делать будущий царь или не должен. Попробуй ему докажи что-нибудь». На губах Гефестиона скользнула грустная улыбка.
-Попробуй же, ты, наверное, опять ничего не ел вечером.- Александр взял небольшой кусочек лакомства, обильно пропитанный душистым медом, и отправил его в рот, после чего, млея от удовольствия, собрал губами оставшиеся на пальцах капли меда.
Гефестион, с трудом заставляя себя дышать ровно, резко отвернулся и уставился в свитки:- Ты готов к завтрашнему выступлению в Афины? Афиняне, наконец, должны увидеть нового царя Великой Империи…
-Да, Гефестион, я все помню, мы уже говорили об этом.- Царевич в мгновение ока стал серьезным и внимательно смотрел на регента.
- Ты поедешь один, точнее с тобой поедут твои полководцы, советники, но без меня - Аминторид, наконец, принял решение.
-Почему?- юноша пожалел, что вопрос прозвучал слишком эмоционально.
- Греки должны видеть царя, а не его регента.
Александр напряженно зашагал по комнате. Он знал, что роль Афин в Греции значительна, он также понимал, что порой договориться с ними сложно и что опыта в дипломатии у него мало. Он встревожено поднял свои большие черные глаза на Гефестиона. Ему хотелось сказать лишь: «Я не справлюсь». Александр в первый раз в жизни почувствовал, как тяжело не говорить то, что гложет, просто потому, что нельзя. Хилиарх всегда был рядом, а теперь отсылал его одного. Гефестион встал и посмотрел на юношу сверху вниз:
- У тебя все получится, тебя хорошо учили, ты все знаешь…- царевич вдруг осознал, что рядом с этим человеком ему всегда было хорошо и спокойно. Он некоторое время стоял в нерешительности, после чего порывисто обнял регента, прижавшись к нему всем телом: --- Гефестион… - шумно выдохнул мальчик.
- Уже поздно, Александр, ты завтра рано выезжаешь - Аминторид старался не трогать юношу, чувствуя, как земля начинает плыть под ногами. – Иди к себе…
- Нет.- Коротко, но уверенно ответил царевич. Гефестион удивленно выгнул брови и постарался отстраниться. Он взял мальчика за предплечья, чтобы расцепить сплетенные на своей шее руки, но так и не смог заставить себя это сделать.
- Прошу, уходи…- Гефестион отвернулся от лица Александра, чувствуя, как его горячее дыхание начинает обжигать кожу юноши.
- И не подумаю. – Два черных омута упрямо смотрели на хилиарха, завораживая и маня к себе.
От царевича пахло медом, этот аромат смешивался с таким далеким и таким родным запахом, от которого у Гефестиона начала кружиться голова.- Пожалуйста, уйди…- чуть слышно шептал он, приближая свое лицо к лицу Александра. На губах юноши блестели янтарные капли меда. Гефестион едва коснулся своими губами приоткрытых губ юноши, слизывая с них сладкие капли. Александр настойчиво притянул к себе хилиарха, зарылся пальцами в его темные густые волосы. Мгновение спустя Гефестион с жадностью впился в такие знакомые нежные губы, его руки, словно железные оковы, сцепились на стройном гибком теле. Сознание медленно отступало и рассеивалось, уступая место безумному неудержимому желанию. Хотелось сильнее сжать юношу в своих объятиях, искусать губы до крови ненасытными поцелуями, но при этом Гефестион боялся причинить малейший вред своей необузданной яростной страстью, трепетно и нежно лаская юное тело. Такой контраст лишь больше опьянял и дурманил.
- Гефестион…- чуть слышно прошептал царевич, утопая в теплом дожде поцелуев,- я люблю тебя - хилиарх не видел лицо юноши, целуя его плечи и шею, но ему показалось, в голосе были слышны слезы.- Я любил тебя всю свою жизнь… нет, еще до рождения…
- Я знаю, милый, знаю.- У Гефестиона перехватило дыхание и ему стало трудно дышать. Он чувствовал, что мальчик совсем расслабился в его руках и едва стоял на ногах. Гефестион подхватил мальчика под бедра и отнес в спальню. Сорвав дорогой хитон и отбросив его как ненужную тряпку, мужчина провел ладонью по гладкой, порывисто вздымающейся груди юноши там, где билось неугомонное пламенное сердце, так знакомо стучащее под тонкими пальцами хилиарха. Гефестиону показалось, что время остановилось, в этой комнате слилось настоящее и прошлое, в душе перемешалась боль и умиление, любовь и потеря, одиночество и ожидание. Он вновь узнавал каждый изгиб тела, каждое очертание контура, все то, что казалось, забыл тогда давно. Перед ним вновь лежал его Александр. А воображение рисовало дивную сказку: они снова вместе, кроме них нет никого, нет стен, нет дворцов, нет армии и государства. Гладя плечо, Гефестион знал, где должен быть шрам, проведя рукой по бедру, он помнил тонкий рубец. А если их нет, значит не было сражений, не было расставаний и боли; значит им всего шестнадцать и кроме них в этом мире есть только прохладная тень средиземноморских сосен, есть бегущий рядом ручей, есть Миеза…

Лунный свет наполнял комнату эфирным серебром. На кровати лежали двое: стройный светловолосый юноша и красивый сильный мужчина. Юноша уткнулся в крепкое плечо и спал, звуки ночи сливались с его спокойным ровным дыханием. Мужчина смотрел в бесконечную звездную высь, кусочек которой виднелся из окна спальни…